Актер Качаловского театра Илья Славутский 17 мая 2018 года  представил в качестве режиссера еще один спектакль – «Пять вечеров» по знаменитой пьесе Александра Володина.

12 июня его посмотрела Любовь Агеева.

Мне интересно творчество Ильи Славутского. Он во второй раз предложил зрителям своеобразное соревнование, выбрав для постановки  известную всем пьесу. Точнее, не пьесу, а ее кинематографическое воплощение. Кто не помнит фильм Никиты Михалкова, поставленный в 1978 году с участием Людмилы Гурченко в роли Тамары Васильевны и Станислава Любшина в роли Александра Петровича Ильина?!

Я ничего не читала о премьере, которая состоялась 17 мая нынешнего года, и не знала, кто занят в новом спектакле. Но точно угадала исполнителей главных ролей – Елену Ряшину и Илью Петрова.
Вспомнила, как во время нашего разговора (читайте два его интервью – «Мы счастливые люди: у нас зритель, о котором можно только мечтать»; Илья Славутский: «Я люблю, когда слезы от смеха») Славутский, рассказывая о «Женитьбе», так определи свой выбор бессмертной пьесы Гоголя:

«… у меня были артисты, которые смогут это сыграть, и сделать это хорошо, и материал, над которым будет безумно интересно работать».

Как мне кажется, в своей новой работе он руководствовался теми же самыми мотивами. И не побоялся, что у многих пришедших в зал, как и в случае с «Женитьбой», перед глазами будут кадры из фильма, застрявшие в памяти, – о чем говорили, как сидели, как искали трудный путь друг к другу после многих лет разлуки.

Естественно, сравнение началось с самой первой сцены. Ведь режиссер предлагал совсем другое решение. Первые послевоенные годы – и ни одной приметы о том, как трудно жилось тогда людям. Ни в реквизите, ни в костюмах актеров, одетых, что называется, с иголочки. Явный диссонанс со временем в некоторых предметах реквизита: перекидной календарь, который вполне мог быть в 1948 году, – и вязаная кофта племенника Тамары с «заплатками» на рукавах, мода на которые появилась много позднее.  

О конкретном времени впрямую напоминала, пожалуй, только одна сцена – когда Тамара-Ряшина рассказывала Ильину о своей жизни: член партии, работает мастером на фабрике «Трехгорная мануфактура». Мы уже забыли прошлое, когда было социалистическое соревнование,  а ценность людей определяло прежде всего их отношение к работе, и потому ее монолог звучит для молодежи странно. Но мы так жили. И когда Тамара отклонила предложение Ильина поехать с ним, обыкновенным шофером, на Север, она думала вовсе не о том, что он ей по социальному статусу не ровня. Каждый в жизни должен делать самое большее, на что он способен, говорит она ему. Видимо, в годы их знакомства Ильин подавал большие надежды…

В спектакле качаловцев восстановлены некоторые купюры пьесы, сделанные Михалковым. Славутский, по его словам, ближе к  пьесе. Есть, конечно, и изъятия, но их совсем немного. Они сделаны для снятия некоторой идеологизированности пьесы, о которой писали рецензенты фильма. Хотя лично я ничего такого в нем не видела.

Был еще один вопрос, который мучил. Фильм заставлял домысливать некоторые обстоятельства, которых в сюжете нет.

Сестра умерла во время войны (у Володина - в блокаду), и Тамара живет с племянником, которого воспитала, как сына. Мы привычно говорим, что Великая Отечественная войны вошла в каждый дом. Дом Тамары не был исключением, но для нее это утверждение – не метафора. Тем более что, по пьесе, после войны прошло не так много времени, и потери еще остры.

Но более всего воображение работало, когда герои фильма вспоминали довоенное время. Михалков всячески помогал зрительскому воображению, и мы не могли не думать о причинах, которые заставили Ильина уехать на Колыму. Предал ли он любовь возлюбленной, как писалось в анонсах и рецензиях? Не уверена. Скорее всего, так сложились обстоятельства. Еще до войны его отчислили из института – за то, что он назвал подлеца подлецом.  Возможно, нечто подобное случилось и на войне, поскольку подлецы были и на фронте. А, возможно, он попал в плен, а потом – в лагеря, да так и задержался на Колыме. И хотя вполне доволен своей работой (был шофером – стал заведующим гаража) и жизнью на Севере, Тамаре представился главным инженером химкомбината в Подгорске. Видимо, не думал, что встреча с Тамарой сыграет такую важную роль в его жизни.

Желание понять, почему так далеко Илья Славутский отошел от классического прочтения известной пьесы, заставило сильнее вслушиваться в интонации, всматриваться в детали. Поскольку режиссеры обычно просто так ничего не делают. И часто это ПРОСТО ТАК мало соответствует нашим представлениям и ожиданиям, что порой вызывает критические комментарии рецензентов. Поэтому после спектакля я попросила Илью Славутского поделиться своим режиссерским замыслом. Допустить мысль о том, что он плохо прочитал пьесу или не узнал в тонкостях послевоенную жизнь, было трудно.  

Так и оказалось: прежде чем ставить спектакль, Илья много что увидел и прочитал. Знает, что такое коммунальная квартира, как жили люди после войны, как они одевались, что у них было на столе в новогоднюю ночь. Но у него спектакль все-таки не о войне, хотя именно война разлучила главных героев. И уж тем более не о ностальгии по советским временам.  

У него спектакль – о любви. И не только о любви мужчины и женщины, хотя отношения Ильина и Тамары на первом плане. О любви – как о способности человека не только на сострадание, но и на поддержку в трудную минуту. Так бросается помогать влюбленным Катя, когда видит, что они могут снова расстаться.

Не скрою, Илья Славутский  удивил, когда сказал, что для него история Ильина и Тамары похожа на историю Одиссея и Пенелопы: любовь, разлука, одиночество – и встреча.  Этот конфликт  – вне времени и места действия. И в знаменитой фразе «Только бы войны не было» звучит не воспоминание о конкретной войне, а мысль о трагедии войны вообще.

Хотя режиссер не отказывается и от некоторых конкретных деталей. Как заметил он в нашем разговоре, предметы реквизита – настоящие. Настоящий телефон, точно не нашего времени, настоящие весы в магазине у Зои, утюг, каких сейчас нет, духи «Красная Москва» (молодые зрители, конечно, не знают их знаменитую упаковку)…

Как подчеркнул Славутский, они искали аутентичные детали. В условном театральном мире героев должны окружать подлинные вещи. Понадобились елочные игрушки – артист и помощник режиссера Анатолий Горелов принес родительские игрушки. У Елены Ряшиной оказался утюг 60-х годов. Илья Петров нашел настоящую деревянную гладильную доску тех лет, осветитель – старый счетчик, костюмер – вазу…

Однако режиссер сознательно уходил от точной датировки времени действия, от быта как среды обитания. Всё  на сцене откровенно условно. Илья даже не акцентирует внимания на том, в каком городе живет Тамара – в Москве, как в фильме, или в Ленинграде, как у Володина. И жанр спектакля, по Славутскому – не бытовая драма, а лирическая история. Причем история не бытовая, а поэтическая.

Режиссер осознанно одел главных героев «с иголочки» (костюмы Рустама Исхакова). На Ильине – модное пальто, а не кожанка. Наряды Тамары, даже домашние – как от модного кутюрье. Сумочка у Кати на длинной ручке – точно из нашего времени.

Как выясняется, у молодых – свое восприятие прошлого. Люди моего поколения вспомнят платья одного фасона на тысячах женщин, а Илья Славусткий прочитал про Кристиана Диора, который приехал в Советский Союз за пару лет до встречи Тамары и Ильина. По его мнению, было бы не совсем правильно «прибеднять» героев спектакля. Они состоявшиеся люди. Один – главный инженер огромного завода, Тамара – мастер на огромном производстве, Ильин работает на Севере, где люди получают большие деньги.

– Они не бедные люди, и мы одели их хорошо, добротно, красиво. Плюс обстоятельства пьесы: Ильин же вернулся в город, в котором не был столько лет. Конечно, он оделся как следует, и у нас он выглядит так, словно зашел в ГУМ и выбрал самое модное пальто. Посмотрите фотографии 50-х годов, люди уже не были одеты, как серые мыши.

Есть еще одно обстоятельство, о котором говорил в нашей беседе Илья Славутский. Он ставил светлый, позитивный спектакль  –  о добре, о надежде на лучшую жизнь, о том, что жизнь хороша, даже если трудно, если рядом надежное плечо. По его мнению, в кинематографе, в театре сегодня очень много черных красок. Поэтому он сознательно взял пьесу Володина, которая изначально оптимистическая, жизнеутверждающая. Не зря время действия - перед Новым годом, когда все, как дети, ожидают чуда.

Как рассказал Илья, он искал режиссерское решение вместе с актерами, и потому есть в спектакле актерские импровизации. Более всего работа шла над внутренним наполнением сценических образов. Вот что рассказала об этом исполнительница роли Тамары Елена Ряшина в газете «Аргументы и Факты»:

«Для меня было важно найти правильную интонацию. Володин считал Тамару образцом женственности. Нежная, тонко чувствующая, она 17 лет ждёт человека, которого полюбила в 20 лет. Кстати, в эпизоде, когда Ильин уходит на фронт, автор описал свою историю. Его провожала девочка, позже ставшая его женой. Как Тамара, она кричала на бегу: «Видишь, какая у тебя будет бесчувственная жена!»...

Актеры почти рядом со зрителями (Славутский сознательно выбрал для постановки малую сцену), и мы видим их лица и даже глаза. Тут не спрячешься за реквизит, за жест, за мимику…

Нас, зрителей, и здесь заставляют включить воображение, но мы домысливаем не прошлое, как в фильме, а будущее. Перешагнет ли Тамара через гордость? Ведь ее забыли на 17 (или на 18?) лет. Как воспримет Ильин ее отказ уехать с ним на Север, бросив столицу, обустроенный быт?

И зрители облечено вздыхают, когда в финале героев объединяет  мечта об общей жизни. Как в сказке, ты не думаешь о том, ЧТО будет потом, как сложится их семейная жизнь, будут ли они счастливы? «И стали они жить, поживать да добра наживать…». И точка!

Уже не в первом спектакле меня поражает художественное решение Александра Патракова. При всем минимализме используемых им средств пространство, в котором живут герои спектакля, значительно дополняет происходящее на сцене. Так было, например, в «Беге». Так получилось и на этот раз. С одной стороны, жесткая функциональность – актеры сами могут менять место действия, переставляя на виду у зрителей что-то наподобие платформ, на которые крепятся книжная полка в квартире  Тамары, телефон на улице, вешалка у Тимофеева…  С другой – метафоричность, помогающая лучше воспринять замысел режиссера-постановщика. Жаль, что в финале нельзя склеить осколки зеркала, которое разбилось много лет назад. Это можно только в кино. Острые грани останутся на месте, но мы уже не будем держать их в поле зрения, когда увидим счастливые лица Тамары и Ильина…

«Пять вечером» – пьеса с небольшим числом актеров. В этой ситуации один исполнитель может свести на нет усилия и коллег, и режиссера. В новом спектакле качаловцев этого не произошло. Разве что при первой встрече с Катей (Мария Шеховцева) трудно было определить, чего в ее характере больше – искренности или развязности. Впрочем, так задумано еще драматургом.

Других персонажей  я приняла без возражений. Илья Скрябин сыграл главного инженера химкомбината Тимофеева, Анастасия Королева – Зою.

Роли у них небольшие, но важные для характеристики главных героев. Кстати, отсутствие первой сцены, когда Зоя встречается с Ильиным, может вызвать вопрос у тех, кто не знаком с фильмом и пьесой. И не столько об отношениях Ильина и Зои, сколько о том, что было больше в его желании зайти в квартиру, где он снимал когда-то комнату – чистого любопытства или спрятанной в глубине сердца привязанности?

Особо хочу выделить Ивана Овчинникова (Слава), которого на сцене Качаловского театра еще не видела. Как пояснил Илья, он в театре первый сезон. После окончания Пермского института культуры работал в Государственном русском драматическом театре Удмуртии (Ижевск). Сам попросился в Качаловский театр.

Молодой актер удивительно органичен на сцене. Его работу даже трудно назвать игрой. Он просто существует в образе Славки, ведь они близки по возрасту. По мнению Славутского, у молодого актера есть все, чтобы занять ведущее место в труппе: хорошие внешние данные, достаточный актерский опыт. К тому же впереди много времени для творческого роста.

Исполнение песни Матвея Блантера  и Владимира Масса «Грустить не надо» в начале и в конце спектакля,  музыкальные вариации из нее  в обработке Ляйсан Абдуллиной по ходу действия, а также танцевальные номера комментировать не буду. В Качаловском театре – это как снег зимой. Мы же не оцениваем его с позиции нравится – не нравится. Это есть, и с этим надо считаться. Приверженность к музыкальности, можно сказать, стилевая характеристика Александра Славутского-режиссера, унаследована Славутским-младшим. Музыкальные номера вполне органично вписываются в общую ткань спектакля «Пять вечером», а слова знаменитой песни подсказывают непонятливым, с каким настроением надо выходить из зрительного зала. (В пьесе задумана другая песня – «Миленький ты мой…»)

Кстати, зрители приняли спектакль хорошо, с большим воодушевлением встретили появление на поклоне Ильи Славутского.  Женщина рядом со мной громко прокричала несколько раз: «Спасибо!»

Ведущий актер Качаловского театра (это слово в данном случае стопроцентно отражает реальную действительность) еще на один шаг ближе к своей мечте – стать режиссером.

…Мужчина, который только что сидел на террасе большого дома, сконструированной в глубине сцены, с видом хозяина жизни на поверку оказывается бывшим хорошим наездником.  За это хозяин дома, Доминико, большой любитель скачек, оставил его у себя. В доме ему назначена роль личного управляющего хозяина, но по сути поверенного в любовных делах.  В момент, когда сцена быстро наполняется домочадцами и между супругами разгорается ссора, поделившая присутствующих на два лагеря, он оказывается за спиной Доминико. В ответ на требование хозяина немедленно подать пистолеты, чтобы застрелить жену, Альфредо прошепелявит: «Вы шами велели шнести их в ремонт»…
Но самое интересное в этой сцене, та метаморфоза, что происходит с героем Геннадия Прыткова. Спокойствие на его лице стирается, подобно надписи мелом со школьной доски, в момент, когда разгневанный хозяин обращается к нему. Рассеянность сменяется гримасой страха, покорности и подобострастия. Лицо внезапно краснеет, голова клонится на бок, очки съезжают на кончик носа, ноги подгибаются в коленях, а руки начинают нервно мять кончик газеты, той самой, которую он несколько минут назад читал, безмятежно развалившись в кресле. От каждого взгляда Доминико, впрочем, и впрямь извергающего молнии, он отшатывается, как от выпада рапиры. Всё его существо – иллюстрация фразы, которую он произнесёт в середине действия: «Я не в счёт!»

Альфредо Аморозо, персонаж спектакля «Брак по-итальянски»

Глядя на его игру на сцене, трудно поверить, что всё это один человек, но в какой бы роли он не был,  хочется, не отрываясь, смотреть как он держится, как говорит, следить за тем, как меняются его состояния! Но, пожалуй, более всего импонирует в нём душевная отзывчивость, доброта, которая видна при личном общении, и которую  я ценю больше таланта, ибо считаю, что гений и злодейство несовместимы.

Народный артист России, народный артист Татарстана, Лауреат Гос.премии РТ. Актёр театра им.В.Качалова Геннадий Николаевич Прытков.  

На вопрос, что для него театр, он отвечает, почти не задумываясь: «Чудовище!» и добавляет через паузу: «Прекрасное чудовище!»

Геннадий Николаевич родился вскоре после Отечественной войны, в 1948 году в селе Левашово Алексеевского района Татарской АССР. Детство у него ассоциируется с запахом свежеиспеченного хлеба, который он несёт домой из сельского магазина. А ещё с большими, теплыми ладонями родного человека – дяди, старшего брата матери, — отрывающие его от земли и сажающие его, мальчишку,  на колени. Особым чувством защищенности веяло от этих сильных рук.  Неповторимым, потому что во взрослой жизни этого чувства уже не было почти никогда. Театр – место, требующее полной отдачи, железной дисциплины и самоорганизации, но не дающее в ответ никаких гарантированных привилегий.  

Артистом Геннадий стал почти случайно. Мечтал стать детским врачом.  «Мне кажется, у меня получилось бы!» — с улыбкой признается он. Но учительница литературы своим замечанием: «Из тебя выйдет хороший артист, Прытков!» — решила судьбу своего ученика.  Сегодня уже трудно понять что точно,  чувство ли благоговения перед педагогом, или юношеское пылкое неравнодушие к красивой женщине, привели его к дверям театрального института.  Поступил легко, учился с удовольствием. Позже, встретив учительницу в театре, и с трудом узнав в пожилой даме прежнюю красавицу, он задал ей вопрос «почему», на который она не смогла найти ответ, просто угадала чутким женским сердцем его предназначение…  

Актёрская судьба Геннадия Прыткова отличается завидным постоянством. Всю жизнь он играл и играет в одном театре. Менялись режиссеры, кого-то из них он вспоминает с грустью, кого-то, хмурясь, но они приходили и уходили, он – оставался.  

Правда, были попытки выйти из света софитов в свет прожекторов — кинематографа. Бывший студент, Владимир Попов, пригласил сыграть в своём фильме «Доброй ночи» роль Доброго человека.  

Актёр не любит вспоминать об этом, считая эту единственную попытку неудачной. Между тем, его Добрый человек говорит очень мудрые вещи, к которым собственно и приходит, только своим путём, наделав много ошибок, главный герой картины. Пигмалион двадцатого века, тот влюбляется в образ, который приходит к нему во сне. Поверив в существование прекрасной незнакомки из грёз,  он оставляет жену с маленьким сыном, отправляясь на поиски  истинного счастья.

В этот момент в жизни покинутой женщины появляется Добрый человек. Он просто садится рядом на скамейке в парке, и предлагает свою помощь, которую она принимает в штыки.  «Если человек хочет сделать добро, разве в этом есть что-то неприличное?! Иногда бывает так, что сделать доброе дело — это единственный шанс, чтобы выжить!» — говорит герой Прыткова. Добрый человек имел историю, в автокатастрофе  он потерял всех близких и остался «один на целом свете». Актёр говорит об этом бесстрастно.  Но во всём его облике: в заячьей шапке и демисезонном, среди зимы, пальто, в воротник которого он постоянно пытается спрятать лицо, в огромных, бездонных глазах, даже в самой попытке разговора, — возникал обобщенный образ неизбывного одиночества человека и невозможности преодолеть эту неприкаянность, отделённость от мира.

Словом, назвать роль  в кино провальной для Геннадия Николаевича никак нельзя. Другое дело,  идея молодого режиссера походила на раннюю попытку человека взлететь.  От земли оторвался, но небес не достал — достойная внимания и философского осмысления идея, получила фантазийное решение, что и не позволило таланту  актёра раскрыться в полной мере.  Досадным, можно считать и тот факт, что на съемочной площадке Геннадий Николаевич был очень короткое время и не успел познакомиться с  тогда уже известными артистами. Опус Попова имел звёздный состав: Нина Русланова, Дмитрий Харатьян, Александр Пеньков. Его партнёром по сцене, которая позже не вошла в фильм, был лишь Евгений Матвеев. Маститый киноактёр тогда резко оборвал новичка, привыкшего к сцене актёра, посетовав на излишнюю «театральность».  

Сегодня в родном театре актёр востребован, как никогда. Его герои чаще всего лишены привлекательности, но почему-то в его исполнении обретают глубину и неоднозначность. Чего стоит его генерал в спектакле А.Славутского по киносценарию Ираклия Квирикадзе «Американская шлюха или путешествие по России с папой-алкоголиком». Действие происходит в годы репрессий, Колошин – генерал НКВД,  чудовище, обожающее оперное пение и пожирающее девушек, талантливо исполняющих оперные арии. Он и внешне производит впечатление разнузданного типа, не привыкшего подвергать анализу собственные желания, испорченного вседозволенностью и безнаказанностью. Но, несмотря на то, что  Прытков «подает»  зрительному залу своего героя со всем натурализмом, он в первую очередь играет человека своего поколения, глубоко советского,  прошедшего через гипноз идеологии.  Его Генерал хоть и циничен, и развращен властью над людьми, все же, по-своему, притягателен, не случайно подруга главной героини пригрелась возле его персоны, и служит ему без особых усилий.  Есть в его немногословном персонаже и некая сердечная распутица, не дающая ему обрести душевное равновесие. Подавляя, он не любит подавленных, не пытающихся вырваться из  плена его паутины. Куда милей ему, падшая, но несломленная Соня Филиппова.  

На вопрос как это у актёра получается, Геннадий Николаевич отвечает, что старается любить своих героев, со всеми их недостатками и человеческими слабостями, «влезть в их шкуру», и если не оправдать их бесчинства, то хотя бы понять мотивы их поступков.

Талантливый человек, Геннадий Прытков оказался еще и хорошим учителем. Много лет  учил ребят, пришедших в институт культуры, не только актёрскому мастерству, но и жизни. Бывшие птенцы их с Ириной Чернавиной гнезда до сих пор не теряют с ними связей, пишут, поздравляют, признаются в вечной любви и с удовольствием читают книжку маленьких рассказов своего учителя, которую тайно издал сын Артем к его семидесятилетию.  

Сегодня ученики уже не те, сетует Геннадий Прытков,  не могут они безоглядно заниматься с утра до вчера, отдавая все силы театру, боготворя его. Сегодняшний студент поставлен в такие условия, что вынужден угадывать, просчитывать своё будущее, быть прагматиком, а не романтиком.

На любимый вопрос автора этой статьи: «Какие качества актёра он, Геннадий Прытков, хотел бы занести сегодня в «Красную книгу» как исчезающие», ответ был таков: «Умение БЫТЬ, а не КАЗАТЬСЯ на сцене. Нынешний актер может многое — петь, танцевать, совершать головокружительные трюки, а вот ЖИТЬ на сцене так, как это умели Смоктуновский, Ульянов, Гундарева, Фрейндлих, увы, разучились…»

«Любые перемены сопровождаются болью.
Если ты не чувствуешь боли, значит ничего не изменилось», — считает американо-австрийский актёр и режиссер Мэл Гибсон. Пришлось пережить эту боль и Геннадию Николаевичу. Эта боль – отлучение от преподавания. Дело в том, что по законам нашего времени, не имеет права преподавать тот, кто не получил в своё время соответствующего диплома, дающего право на педагогическую деятельность.  Метастазы бюрократии социализма настигли нас в XXI веке — опыт со счетов сброшен,  а отсутствие диплома так долго не интересовало «чиновников от культуры», что он успел привыкнуть к роли учителя.  

В перестроечные девяностые, когда рушилось всё и «денег в театре не платили», отсутствие диплома режиссера не помешало им с сыном Артемом создать свой театр. Название его было созвучно времени – «99», но не имело ничего общего с ним. Исходило от количества мест в маленьком частном театре. Произведения ставили серьезные, имели своего зрителя, имена его и Ирины Чернавиной в театральной среде были на слуху, но быть режиссером – миссия куда более трудная, чем актёрская, ведь актёр отвечает за себя и совсем немного за партнера, а режиссер отвечает за всех.  

Но этот опыт привил Геннадию Прыткову способность восхищаться талантом других режиссеров, и надо сказать, на вопрос о его кумирах он называет лучших, крупные режиссерские личности: Додин, Фокин, Ефремов… «Был однажды в Петербурге, посмотрел «Гамлета» в Александринке и долго, потрясенный, не мог прийти в себя! – говорит актер, — Состояние озноба охватило все мое существо — я открыл Режиссера (Валерий Фокин), способного современным театральным языком рассказать, может быть, о самом главном в нашей жизни — увы, в ней нет места Чести, а есть в ней лишь место коварству и заговору!» И это тоже своего рода талант – уметь восхищаться так искренне и радостно, как Геннадий Николаевич.

Александра Славутского – режиссера, ставшего уже эпохой Качаловского, он ценит за то, что тот «создал ИНОЙ качаловский театр, театр глубоко авторский, почти исповедальный. Театр, наполненный острой и яркой формой. Театр, выражающий мысли, тревожащие и радующие самого Мастера».

Удачей для него было поработать с режиссером, приглашенным в театр для постановки шекспировской «Укрощение строптивой». Где Прытков играл Гремио, одного из претендентов на руку Бьянки. Красивым эффектно сделанным номером, настоящим аттракционом была сцена с Гортензио, где Илья Петров в этой роли произносит длинный монолог о том, что, соединив судьбу с Люченцио, Бьянка разбила его сердце. В доказательство своих слов, он делает вид, что   вырывает сердце из груди, и оно пульсирует в его ладони. Комичность молча внимающего  Гремио (Геннадий Прытков) трудно передать. Вся его меланхоличная поза — опущенные плечи, вытянутая шея, поджатые в коленях ноги, взгляд исподлобья и опущенные уголки губ, — само разочарование и обида. Гортензио в экстазе бросает сердце в сторону Гремио, а тот, поймав невидимый предмет, тут же брезгливо выбрасывает его с  ворчанием-стоном: «нам это не надо!»… Его очарование — очарование актёра и условных приёмов игры, большого внешнего мастерства.

Под занавес: открою секрет. Наша встреча с Геннадием Николаевичем была посвящена семидесятилетию со дня его рождения. И она тем более знаменательна, что свой юбилей артист застал не в образе увенчанного лаврами старца, а полного творческой энергии, неутомимого труженика театра, от которого мы вправе ожидать еще многих и многих ролей…

…Только одну, самую заветную, есть у каждого актёра такая, он считает, ему уже не сыграть. Это князь Мышкин в «Идиот» Достоевского. «Сейчас уже поздно об этом даже мечтать, но как-то понятен мне этот герой. Понятен своей неуместностью в жизни. Может быть, это от того, что сам всю жизнь пытаюсь приспособиться к ее реалиям и не очень-то это у меня получается»,- улыбается Актёр.

Популярный у нескольких поколений казанцев спектакль Качаловского театра «Том Сойер» в свое время сошел с афиши. В конце весны театр показал премьеру — новый «Том Сойер», где те актеры, которые некогда играли ребят, уже играют взрослых. Подробности о новой постановке «Тома Сойера» — в материале «Реального времени».


Лучше, чем для взрослых

Известное выражение, гласящее, что театр для детей должен быть таким же, как для взрослых, только еще лучше, актуально в Казани и сейчас. Появление хороших детских спектаклей не столь часто, поэтому, наверное, одним из событий завершающегося сезона стала постановка сказки про кролика Эдварда Ренатом Аюповым в ТЮЗе им. Г. Кариева. Порадовал пару раз кукольный театр. Хочется верить, что новый спектакль в русском ТЮЗе, который ставит сейчас Борис Цейтлин, окажется не хуже его знаменитой «масочной» «Бури». ТЮЗ при Цейтлине был настоящим театром для детей и юношества.

Поэтому такой интерес вызвал бессмертный «Том Сойер» в постановке Александра Славутского в Качаловском театре. В этом случае перенос на сцену книги Марка Твена одинаково интересен и взрослым, и детям, начиная с того возраста, когда они могут воспринимать театр. Не случайно, в первый премьерный день «Том Сойер» даже шел не только утром, но и вечером. Естественно, при аншлагах.

«Моя книга предназначена главным образом для мальчиков и девочек, но надеюсь — мужчины и женщины не станут из-за этого ее чураться, ибо я считал своей приятной обязанностью напомнить взрослым, какими они были когда-то, каковы были их детские мысли и чувства, разговоры и мысли и в каких необычайных переделках приходилось им бывать иногда», — напоминает театр слова Марка Твена в программке к спектаклю.

И приятные воспоминания действительно охватывают взрослых, сидящих в зале. Ну а дети реагируют бурно, аплодисментами то и дело прерывая действие.

Сколько стоит покрасить забор?

Итак, «Том Сойер» — это мюзикл. Качаловская труппа, ежедневно подвергающаяся и тренингу, и спевкам, прекрасно поет и танцует. Иначе введение в репертуар мюзикла было бы невозможным. Музыкальная основа — американские мелодии в аранжировке руководителя музыкальной группы театра, ученицы Эльмира Низамова, талантливой Лейсан Абдуллиной. В оркестровой яме во время спектакля находится оркестрик театра, сопровождающий действие.

Сценография (сценограф Александр Патраков) скупа и мобильна. Две вращающиеся плоскости — знаменитый забор тети Полли (Надежда Ешкилева), тот самый, который должен дважды покрасить Том, изловчившийся получить при этом целое состояние — от ржавого гвоздя и яблока до стеклянной пробки от графина. Этот забор при необходимости превращается в лабиринты пещеры, куда попадают герои. Над плоскостями забора — висячий мостик, часть действия происходит на нем.

Том Сойер (Павел Лазарев), Гек Финн (Виктор Шестаков), Сид Сойер (Алексей Захаров) и Бэкки Тэтчер (Славяна Кощеева) — естественно, центр спектакля, хотя в сюжет удачно вплетены и другие персонажи, и даже небольшие роли сделаны ярко и запоминающиеся.

Том и Гек — вовсе не трудные подростки. Это просто мальчишки, они растут и им очень хочется приключений, тайн, загадок, которых, очевидно, не так много в их небольшом городке, в одноэтажной Америке, так хорошо описанной Марком Твеном. Вот они и придумывают их себе на голову — будь то визит ночью на кладбище или поход в пещеру, где их ждет роковая встреча с индейцем Джо (Георгий Логинов).

Лазарев и Шестаков — прекрасный дуэт, заразительный и рождающий ощущении сиюминутности придуманных шкод. Не менее интересен и их антипод — благовоспитанный ябеда Сид Сойер в исполнении Алексея Захарова.

Ну, и конечно, прекрасная дама — такая девочка-девочка Бэкки Тэтчер (Славяна Кащеева). Вся в розовом, чистенькая, благовоспитанная барышня, но, кстати, с удовольствием идущая на авантюры Тома. Девочка-девочка в душе оказывается той еще хулиганкой.

«Том Сойер» — спектакль, идеально выстроенный стилистически, где танцы, вокал и диалоги находятся в триединстве, поддержанные бурной театральностью, и в нем нет морализаторства, которое не любят дети всех возрастов и во все времена. Просто герои в нем живут в соответствии с правилами совести и чести: нельзя предать друга, нельзя, хотя это грозит серьезными неприятностями, позволить, чтобы осудили невиновного, надо любить, прощать и понимать. Такое вот «воспитание чувств» дарит театр зрителям.

А актеры, игравшие в первой постановке «Тома Сойера», тогда еще только делающие первые шаги на сцене, выросли. В новом спектакле они играют взрослых персонажей и делают это с азартом и любовью. Ведь история взросления Тома, Гека, Сида, Бэкки — это история на все времена.

Книга была написана  в 1876 году, автор утверждал, что это было, чуть ли не первое литературное произведение, отпечатанное на только что изобретенной тогда пишущей машинке. События, описанные в книге, происходят еще до гражданской войны, в начале шестидесятых XIX столетия. Между тем, на книгах о проказнике Томе и его друге Гекльберри Финне воспитано не одно поколение детей всего мира, они и сегодня входят в список обязательных к прочтению.  

Уже  в самом начале спектакля его режиссер, Александр Славутский, умело задает тон будущего действия.  Открывается занавес, и  мы видим группу людей разного возраста и, судя по костюму, различных социальных слоёв. Нескладный юноша в центре нарочито старательно запевает песню о Боге и большой реке, на берегу которой все они живут. Остальные один за другим, подхватывают. Стройный хор выводит два куплета песни. Затем… Размеренная музыка   резко меняется на неукротимо быструю, и горожане, подскочив, дружно пускаются в пляс. Перед нами живая характеристика места, где будут происходить дальнейшие события: городок, жители которого не притрагиваются к еде и не ложатся спать, не прочтя благодарственной молитвы Богу, проведя воскресное утро в церкви, вечерком  не прочь от души повеселиться, танцуя зажигательное кантри.

Будни городка текут монотонно и неторопливо, дети ходят в школу, взрослые занимаются хозяйством. Потому, настоящим событием становятся убийство доктора Робинсона на кладбище. На суд над предполагаемым преступником  Меффом Поттером приходит весь город.  Ловить сбежавшего из зала суда индейца Джо устремляются все, включая женщин и детей.  

Другое дело жизнь мальчишки Тома Сойера, вот с кем постоянно что-то случается! Точнее, непрерывно что-то придумывая, он сам и его друг Гек, становятся если не центром, то участниками  всех событий, творящихся в городке.

«Странный Том Сойер!» — слышится в фойе во время антракта.

В главной роли занят молодой актер театра Павел Лазарев. И, действительно, с первых минут Павел удивляет. Своей необычностью, непохожестью на все  образы Тома Сойера, когда либо созданные в театре и кино. Совершенным отсутствием  «милоты»,  а еще, нескладностью  своей долговязой фигуры. Его герой, как ему и полагается,  бредит  морем, мечтая стать пиратом и отыскать несметные сокровища.  Но в отличие от литературного персонажа, он болен еще и  цирком, ибо постоянно удивляет друзей и публику фокусами и различными трюками, которые сам артист выполняет весьма профессионально.  

И не только красноречием, но каскадом ловких проделок,  да еще искренностью и эмоциональной заразительностью, озорник Том Павла Лазарева очаровывает недавно приехавшую в городок девочку, модницу Бекки Тетчер, в исполнении Славяны Кощеевой. Уже в первую их встречу, она, забыв о своей напускной чопорности, азартно включается в  игру и даже соглашается стать женою Тома. Павел Лазарев и Славяна Кощеева превращают эту сцену в блестящее представление из стремительных реакций и трюков, пик которого — высшее  выражение близости – поцелуй и одновременное жевание одной и той же резинки. Правда, случайно проговорившись, что Бекки не первая его невеста, Том теряет расположение девочки, как кажется навсегда.

Обычно неунывающий, Том реагирует на размолвку весьма болезненно. Суммируя все неприятности, которые доставляют ему наказания за различные проделки, он мечтает умереть, воображая как все окружающие, а более всех Бекки Тетчер, пожалеют о его «безвременной кончине». Ох уж этот прекрасный возраст, когда тебе кажется, что весь мир вертится вокруг тебя! В этой сцене все горожане крутят за хвост дохлых крыс. В  мечтах Тома они настолько огорченны его гибелью, что забывают о  паническом страхе и омерзении, который  испытывали при  виде этих грызунов.

«Давай мириться, Том!»
Апогеем отношений Бекки и Тома становится виртуозная хореографическая дуэль, где каждый из них отстаивает своё «я» с помощью танца. Это почти пантомима, стараясь перещеголять в сложности движений соперников, в центр сцены  поочерёдно выходит, то группа мальчиков, то группа девочек.  Бекки сдаётся только после головокружительного прыжка Тома /Павла Лазарева/ через голову своего, стоящего в полный рост, товарища. «Давай мириться, Том!» — скажет после этого поникшая, но очаровательная, Бекки.

 В своей постановке  А.Славутский, видимо, и не ставил перед актёрами задачи притворяться детьми. Все они ничуть не скрывают, что они молодые мужчины и женщины, рисуя при этом точные образы своих героев. Немало в этом помогают костюмы, созданные художником  Натальей Пальшковой. Личико Бекки Тетчер в высоком капоре, унизанном розами, выглядит женственно, но туго затянутые на подбородке ленты, придают её щечкам милую детскую припухлость, что позволяет создать облик маленькой леди. Актёрская игра Славяны Кощеевой, походка её Бекки, её манера разговаривать, даже то, как она бегает, забавно выставляя вперед локотки, работают на этот образ каждую минуту. Особенно естественна Бекки в пещере, когда измученная бесплодными блужданиями в темных, сырых лабиринтах, свернувшись, словно котёнок,  засыпает, положив голову на  колени своего рыцаря Тома.

«Как зовут девчонку?»

Однако, именно Бекки становится яблоком раздора между закадычными друзьями Томом и Гекком. Даже не она сама, а то, как пренебрежительно называет  Гек предмет восхищения своего влюблённого друга. Виктор Шестаков в роли Гекльберри Фина, надо отметить, выглядит несколько тяжеловатым. Ему, кажется, не хватает задора, уверенности в себе, даже заносчивости, которые заражают Тома, умножая его собственную страсть к приключениям. Между тем этому герою Марк Твен отвёл главную роль, уже само то, что автор вывел имя Гека в заголовок своего произведения, говорит о его отношении к этому персонажу. Мальчиком, автор познакомился с сыном старого бродяги и алкоголика Томом Бланкеншипом, живущим в старой хижине возле реки,  они так подружились, что тот стал прототипом Гекльберри Финна. К сожалению, глядя на Тома и Гека в спектакле качаловского театра трудно поверить, что дружба мальчиков способна выдержать годы. К сожалению, потому что по своей психической организации актёр оказался близок к своему герою, однако тандема с Павлом Лазаревым почему то не получилось.

Интересный характер создает Алексей Захаров в роли сводного брата Тома, Сида Сойера. Этот парнишка, образец послушания, аккуратности и благочестия, вовсе не мелкий кляузник, но убежденный поклонник тети Полли (Надежда Ешкилева), которую Том  расстраивает изо дня в день. При этом Сид Алексея Захарова, подсознательно восхищаясь старшим братом, старается повторять за тем, чаще всего безуспешно, его манеры и трюки.  

Несколько разочаровал Марат Голубев, играющий городского пьянчужку Мерффа Поттера. Актёр картинно падал, эффектно шатался, изображая крайнюю степень опьянения, однако не привнес в характер своего героя оттенков и глубины, а попросту воспользовался штампом, разработанным некогда для роли Слая в «Укрощении строптивой».  Неубедительна была его растерянность в сцене суда перед лицом смертного приговора. Жалкое, беспомощное, комичное существо, он, напротив, был слишком растерян, когда презираемый всеми, неожиданно получил поддержку от своих нечаянных друзей Тома и Гека.

Кстати, общей чертой спектакля можно назвать некую несерьезность происходящего на сцене. Словно актёрам было запрещено пугать детей, сидящих в зале, и потому они работатали в полсилы. Между тем в постановке достаточно моментов,  способных задержать дыхание зрителей на несколько минут. Например, когда друзья оказываются на кладбище или в пещере, не говоря уже о встрече лицом к лицу со свирепым, готовым каждую минуту кого-то лишить жизни, индейцем Джо. Но актёры своей игрой словно давали понять: «Не волнуйся, малыш! Всё закончится хорошо!» Тот же индеец Джо /Георгий Логинов/, наделенный автором кошачьей пластикой, в спектакле настолько угловат, что убежать от него не сможет разве что задумавший игру в поддавки. Всё это вызывает «провисания» спектакля, очень богатого на события и происшествия, и закономерное …засыпание зала. Так, во время сцены ночёвки Тома и Бекки в пещере, когда по сцене под  мелодичную музыку скользили огромные рыбы, к чести бутафоров сказать, замечательно сделанные, один ребенок на задних рядах,  задремав, с грохотом свалился с кресла.  

Благо, что танцы  и музыка  (хореограф Сергей Сентябов) значительно оживляют действие, и порой они восхитительны по технике исполнения и по тому, что артисты умудряются даже в бешеном ритме кантри не терять характера своего героя. Хотелось бы, чтобы спектакль целиком смотрелся на одном дыхании, не терял динамики, набирал энергию, а не сдувался, подобно худому воздушному шару. Возможно, бросив все силы на создание мюзикла, режиссер упустил драматургию спектакля. Или это сделано намеренно? Но если так, стоит ли недооценивать нынешних детей, знакомых с Гарри Поттером, Бильбо  Бэггинсом, пиратами Карибского моря и не только?! Может ли такой «щадящий» спектакль тронуть ребенка, оторвать его от гаджетов, хотя бы на время?!

Под занавес театрального сезона Казанский БДТ имени В.И. Качалова показал очередную премьеру – мюзикл по бессмертному роману Марка Твена «Приключения Тома Сойера». Эта постановка Александра Славутского уникальна тем, что представляет собой новую версию легендарного спектакля, который шел в Качаловском с 1998 года в течение 10 лет. Но назвать «ремейком» второго «Тома Сойера» язык не повернется, настолько свежо, самодостаточно, современно выглядит мюзикл.

Многие казанцы, кому сейчас чуть меньше или больше 30 лет, помнят, как с замиранием сердца следили за приключениями Тома Сойера – Ильи Славутского и его друзей. Любимые книжные герои становились близкими и знакомыми, или, наоборот, после похода в театр дети и подростки открывали для себя захватывающий мир Марка Твена. Красочный мюзикл оставлял незабываемое впечатление у зрителей всех возрастов, и поэтому, когда в 2008 году спектакль «Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна» исчез из афиш Качаловского, многие жалели «о большой потере».

К счастью, она оказалась временной. Должна была наступить эта пауза, за которую, вместе с маленькими зрителями «Тома Сойера», выросло и окрепло новое поколение актеров театра, а участники первого спектакля, ставшие уже «золотым составом» качаловцев, подготовились предстать в новых ярких амплуа. Так, Эльза Фардеева из малышки Бекки Тэтчер «переквалифицировалась» в строгую и смешную в своих попытках перевоспитать озорника Тома тетю Полли. Ее образ убедителен настолько, что героиня и актриса словно сливаются в одно целое. Непутевый добряк Мефф Поттер в исполнении Марата Голубева – несомненная удача замечательного артиста, заставляющего всей душой проникнуться жалостью к ложно обвиненному персонажу.

Как известно, «томсориада» Марка Твена принадлежат к тому лучшему числу произведений мировой литературы, которые называют «универсальными», то есть интересными человеку любого возраста. Они многомерны, многослойны, рассказывая об удивительных приключениях подростков, поднимают при этом вечные вопросы морали и нравственности, а также рисуют социальный мир со всеми его пороками и противоречиями. Таков и мюзикл в постановке Александра Славутского – он воспитывает, развлекая. Маленькие зрители с восхищением смотрят на волшебный мир, созданный на сцене, разглядывают прекрасные костюмы героев, пристально следят за разворачивающимся сюжетом и громко сопереживают. А взрослые, при этом, могут считывать многие глубокие смыслы, которые несет в себе произведение и которые блестяще передают качаловцы со сцены. Этот спектакль можно пересматривать многократно, расти вместе с ним духовно и личностно, каждый раз получая колоссальное удовольствие от красоты, музыкальности постановки и от игры актеров. Для исполнителя роли Тома Сойера Павла Лазарева данная работа – первая главная роль в его карьере (когда-то Илья Славутский тоже получал «боевое крещение» именно в этом сложнейшем образе). А Гекльберри Финн – Виктор Шестаков давно служит Качаловскому театру и достойно встретил свой «звездный час».

Автором костюмов для спектакля стала прекрасная художница из Ростова-на-Дону, давний друг, соратник Александра Яковлевича Славутского Наталья Пальшкова. Художником по свету выступил Денис Солнцев из Санкт-Петербурга. Как и всегда, сделал невидимыми границы между воображаемым и реальным миром главный художник театра, заслуженный деятель искусств России, народный художник Татарстана Александр Патраков.

Премьера спектакля «Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна» прошла в конце мая. Верится, что жизнь этой постановки будет долгой. Первые показы дали понять, как нужна и дорога маленьким зрителям встреча со «стариной Томом» и его друзьями. Вот отзыв одного из строгих критиков – шестилетнего мальчика Артура Осокина: «Мне очень понравились все дети в спектакле. Том, Гек, Бэкки, Джо, Сюзен… Они веселые, добрые, красивые и смелые. Победили индейца, спасли Мефа, нашли клад. Хочу быть на них похожим».

В откровенном интервью ИА «Татар-информ» художественный руководитель – директор Качаловского театра рассказал о миллионных доходах от продажи билетов на спектакли и почти 100-процентной заполняемости залов, о гражданских СМИ и журналистах-«падальщиках», объяснил безусловную поддержку кандидатуры Ирады Аюповой на посту министра культуры. В беседе с корреспондентом агентства Александр Славутский также поделился своими мыслями о непростом положении, в котором оказались крупнейшие культурные площадки Казани из-за конфликта, разгоревшегося вокруг наружной рекламы на фасадах.

Отдельно остановился руководитель Качаловского на грядущих гастролях в Германии и в Народном Художественном театре в Пекине, где играли Александринский и Вахтанговский театры, а также предстоящей работе труппы с Игорем Коняевым над пьесой Островского «Лес». В ходе беседы стало известно о возможном проведении уже этой осенью долгожданного Качаловского фестиваля, переговоры об участии в котором ведутся с ведущими театрами страны. Александр Славутский поделился мыслями о современной драматургии, похожей на очаг из сказки «Буратино», и рассказал о грядущей постановке пьесы «Дракон» Евгения Шварца, которая появится на свет уже в новом сезоне.

– 227-й театральный сезон практически завершен. Для ваших зрителей это был плодотворный год – театр представил 4 премьеры. Буквально пару дней назад вы представили зрителю вторую редакцию мюзикла «Приключения Тома Сойера» по Марку Твену, теперь, когда прошли первые показы, можно говорить об успехе или неуспехе постановки?

– Что значит говорить об успехе или неуспехе? Конечно, мы делали спектакль как подарок нашим подрастающим зрителям. «Том Сойер» так устроен, его смотрят дети 7 – 12 лет, эти зрители уже через какое-то время станут взрослыми людьми, поэтому мы делали серьезно. Это красивый, богатый музыкальный спектакль с хорошей аранжировкой, хороший инструментальный состав работает, хорошо поют мои молодые ребята.

Я считаю, что это очень успешная работа. Она принципиально важна для нас сегодня потому, что это поступок, поступок театра в адрес будущего зрителя, который к нам придет. Сегодня вообще Россия так устроена: сначала создает, потом разрушает, потом кается и снова создает. Мы детские театры все поразрушали, и теперь детские театры ставят взрослые спектакли, рвутся ставить, им так важно ставить взрослые спектакли, драматические театры несерьезно относятся к детскому репертуару. Но наш театр относится серьезно, мы считаем, что это важное дело. Это наш будущий зритель. Те, кто смотрел когда-то первую редакцию спектакля (премьера состоялась в 1998 году – прим. ред.), были на новой премьере: они стояли и плакали, вспоминали свою юность и молодость. Я сам работал над ним, обычно худруки не занимаются детскими спектаклями, это так для них, а мы отнеслись серьезно. Мы расширили литературную основу, количество людей добавили и назвали спектакль по-иному, потому что в центре стали уже два главных героя, спектакль более ансамблевый, первый спектакль был с лидерством одного Тома.

Мы делаем не так много – четыре спектакля в сезон, но я считаю, что это важно. Много лепить – тоже нечем гордиться, потому что больше четырех, пяти, шести спектаклей театр осилить не может, не в состоянии сделать хорошо и качественно. А наша задача – сделать именно хорошо, качественно. У нас спектакли идут подолгу. Вот наш спектакль по сценарию Ираклия Квирикадзе «Американская шлюха» недавно в 250-й раз уже сыграли, спектакль «Скрипач на крыше» – в 380-й раз.  Это хороший показатель – столько времени спектакли идут, и зрители их смотрят.

– Вы сказали о постановках, непрофильных для театров. Совсем недавно директор Театра кукол «Экият» Роза Яппарова возмутилась постановками кукольных спектаклей в драматических театрах, постановками, по ее мнению, неудачными, поскольку у драматических артистов нет необходимого для работы с куклой образования.

– Ну, и что в этом плохого? Это неизвестно. Она считает, что у них плохо выходит, – она профессионал кукольного театра. Но я в этом ничего порочного не вижу. И вообще считаю, что все экспериментальные какие-то явления должны и могут быть. Важно, что из этого получится, вот в чем вся соль. Вот сейчас я скажу такую вещь, сомкнусь с моими оппонентами, с которыми всегда спорю. Бывает, что дилетанты делают лучше, чем профессионалы. Искусство имеет такую особенность – часто побеждает тот, кто очень хочет. А дилетантизм – это желание, любовь, жертвенность. Это бывает и у дилетантов. Важно – для чего и зачем ставить. Я не собираюсь ставить сейчас кукольный спектакль, но в принципе всегда хотел. Я вообще начинал с кукольного кружка, очень хорошо знаю всю технологию кукольного театра. Мы, кстати, использовали элементы кукольного театра в своих спектаклях, поэтому я не вижу в этом криминала. Вообще, должны делать все профессионалы, это хорошо и правильно, но часто бывает, что если профессионал не очень талантлив. то уж лучше талантливый любитель. Это все непросто…

– 17 мая свою премьеру «Пять вечеров» по Володину на Малой сцене представил Илья Славутский. Это была непростая работа и для самого режиссера, и для артистов. Вы предвещаете постановке долгую жизнь в репертуаре Качаловского?

– Я думаю, что волновался больше, чем они, потому что за них переживаю больше, чем за то, что делаю сам. В себе как-то увереннее. Радостно, что на малой сцене ребята сделали пьесу Володина. Хорошая пьеса, уже советская классика, но она поднимает проблемы-то вечные. Володин – драматург, который на многие десятилетия написал свои произведения, интересно получилось. Спектакль изящный, тонкий, зритель переживает, с мелодраматическим оттенком, хорошо вышло, я рад. Я не Боженька – не могу сказать, но у нас спектакли долго живут все, мы стараемся, чтобы они жили долго.

– Я знаю, что вы не делаете особой тайны из доходов и посещаемости Качаловского. Каким был этот сезон для вас как для директора театра, для управленца – с экономической точки зрения? Я имею в виду покрытие плана, прибыль.

– А какая тут тайна? Во-первых, это все есть на сайтах, есть в Министерстве культуры отчеты. Сезон хороший, у нас 95 – 98 процентов заполняемости. Доходы наши идут от наших зрителей, поэтому что тут жаловаться. В прошлом году мы заработали 54 миллиона, в этом году, я думаю, мы заработаем чуть больше. Это те внебюджетные деньги, которые идут на постановки, на доплаты коллективу театра, работникам театра. Мы доплачиваем потому, что нас и Правительство Татарстана ориентирует на то, чтобы мы повышали зарплату. А сейчас будет Год театра (2019-й в России объявлен Годом театра – прим. ред.), все будет направлено на то, чтобы театр лучше зарабатывал. Я думаю, что наш театр в Татарстане – один из самых высокооплачиваемых для работников. Зарабатываем достаточно, ну, и нас финансируют.

– Какой процент расходов от своего содержания на сегодняшний день покрывает театр? Понятно, что выйти на самоокупаемость не сможет ни одно учреждение культуры, поскольку искусство, особенно театр, стоит дорого, но к чему, к каким показателям вы стремитесь?

– Третья часть доходов сегодня – это наши деньги. На самоокупаемости нет театров. Это, может быть, антреприза так существует. Самоокупаемости в государственном большом театре быть не может, потому что у нас здание – 17,5 тысячи квадратных метров, как его на самоокупаемости закрыть? Столько мы не заработаем. У нас достаточно большие расходы по зданию и постановкам. Вот спектакли наши – да, все себя окупают. Если наши спектакли стоят полтора – два миллиона, до трех миллионов, то за год они окупаются с головой. Мы посмотрели, нет ни одного спектакля, который бы не оправдал себя, но мы не ставим это целью. Мы ставим целью сделать хороший спектакль, а хороший спектакль – это то, что воспринимается, принимается зрителем. Мы же не делаем для одного какого-то конкретного критика Н., мы делаем для зрителей, для людей.

– Александр Яковлевич, задам, наверное, не очень удобный вопрос. Около месяца назад большой бум в Сети спровоцировало ваше как депутата Госсовета РТ высказывание на заседании комитета о журналистах и уровне журналистики в республике: «Журналисты на каком-то этапе, на каком-то отрезке времени наивно посчитали, что они — четвертая власть. Я все время продолжаю говорить журналистам: вы никакая не власть, вы плывете с нами вместе в одной лодке». Возможно, некоторые слова были вырваны из контекста, сейчас вы могли объяснить причину такой антипатии к прессе?

– Я всегда очень уважительно к журналистам  отношусь. Но я считаю, что мы должны быть на равных, я никогда не унижался перед журналистами, всегда уважал их. Потому что, я считаю, что унижаться перед журналистами – значит, унижать их этим самым. Я люблю, чтобы пришли люди, чтобы люди высказались в уважительной форме. Пускай они не принимают что-то, это нормальное явление – не принимать. Но, значит, надо так это написать, чтобы человек принял. Это же сродни моей профессии: я работаю, ставлю спектакли, у меня артист работает, и я должен ему так сказать, что это плохо, чтобы он это «плохо» проглотил. А если я ему так скажу: «Надо тебя под фанфары гнать поганой метлой как вшивого по бане». Ну, кто же это примет? Это же оскорбление. Без оскорблений можно объяснить, почему плохо. В этом вся соль. Журналисты должны быть грамотными, образованными людьми и уметь выразить свою мысль, даже хорошую мысль. Цель и средство имеют прямую связь, я только об этом говорю. Я всегда говорил, что мы с вами вместе делаем одно общее дело.

Журналисты должны с нами вместе работать над строительством гражданского общества, тогда в итоге мы будем не властью, а властителями дум человеческих. А если журналистика делает то, что... Сейчас включите телевизор и посмотрите: генетические дела проверяют, разводы. Какая-то грязь трясется: кто с кем спит, кто кому дал, кто украл, кто разделил квартиру. Ну, зачем нам такая журналистика? Журналист должен быть гражданином, понимаете? Вот я сейчас смотрю серии серьезных репортажей, я вижу этих ребят, которые рискуют собой, вот это журналистика, это серьезно. А вот эти все падальщики – я не понимаю, я не принимаю их.

Вот вы со мной сейчас разговариваете. Для чего? Если вы говорите для того, чтобы оскорбить меня или утвердить себя, что это за работа? Если вы хотите, чтобы люди от нашего разговора получили какие-то разумные мысли, чтобы мое мнение совпало с вашим и чтобы это повлияло на третьего человека, тогда это достойное дело. Просто был период, когда стало все можно, посчитали, что они будут тут... Но журналистика никогда властью не станет, она не может стать властью, так же как и мы. Хотя мы считаем себя властителями дум. Нет, политика – это такая сложная вещь, поэтому нам надо заниматься тем, чем мы занимаемся. Искусство – это возможность выразить свою позицию.

Про зрителя говорят: «Вот, какой он невоспитанный, темный». Что говорить про зрителя? Он такой, какой он есть, дан. Время не подлежит обсуждению. Подлежишь обсуждению ты, расположившийся во времени. Я могу десять раз кричать, что плохой зритель, и что? Вот если я этого зрителя, возможно, недостаточно культурного, недостаточно образованного, заставлю в зале плакать или смеяться над настоящей драматургией – на Пушкине, на Зощенко, на Булгакове, на Чехове, на Шекспире – это будет достойно того, что называется художник. С этих позиций я говорил, я никак не хотел обижать журналистов. Я просто считаю, что нехорошо, когда журналист приезжает, когда его нанимают для того, чтобы кого-то раздолбать, понимаете? Его наняли, ему проплатили, только чтобы он раздолбал. Один журналист мне говорит: «Меня наняли, мне заплатили, чтобы я вас раздолбал, но я больше другой театр раздолбал, хотя спектакль-то был неплохой».

Мне тоже бывает обидно и неприятно читать о себе –  вор, «семья Славутских присосалась к театру»… Да, я горжусь тем, что у меня талантливая супруга, народная артистка, пускай позавидуют! Как правило, это бывает редко, крайне редко. Что сын мой, слава Богу, великолепный артист. Я горжусь, мне не стыдно об этом сказать: он ставит спектакли, и на Биеннале театрального искусства в Вахтанговском театре в Москве получил «Приз зрительских симпатий» за спектакль «Женитьба». Я понимаю, если бы у меня была жена – главный бухгалтер, и я бы тырил деньги, открыли бы здесь ресторан, торговали бы чем-то за углом. Раньше же как было: если династия слесарей, то это почетно, а если артисты, то это плохо. Они думают, что артистом быть легче, чем слесарем? Гораздо труднее, гораздо тяжелее: каждый день выходить на сцену и вкалывать три часа – болеешь ли ты, в настроении ли. А еще, если в зале кто-то телефон включил или есть какие-то раздражительные факторы. Кто-то умер, а он играет. Очень трудная профессия у артиста, поразительно трудная. Все считают, что это по блату, но как по блату можно? По блату можно посадить человека в банке помощником управляющего, а артиста как?

– Если вспомнить, что вас когда-то толкнуло в Госсовет?

– Когда мне предложили, мне показалось, что это будет правильным. Я думаю, что очень правильно работал Туфан Миннуллин (татарский советский и российский драматург, публицист – прим. ред.), когда был в депутатах, но он ушел из жизни. Мы должны отстаивать интересы искусства, театра, и делаем это с Рауфалем Мухаметзяновым. Мы работали над законом «О театрах и театральном деле», в нем записали, что искусство театра – вещь некоммерческая, есть и другие вопросы, которые нужно решать. Сейчас активно обсуждается закон о языке. Я считаю, что родной язык должны изучать люди, должны знать свой язык. Как это будет оформлено? Для этого существует Минобр: как рассчитать часы, как распределить эту работу. Важно, чтобы были талантливые педагоги и хорошие методики преподавания.

– 3 мая Министерство культуры Татарстана возглавила Ирада Аюпова. Вы уже пересекались в работе с новой главой ведомства?

– Я знал о назначении давно, когда еще Аюпова из замов ушла в архивы, я сказал своему помощнику Диляре (Диляра Хусаинова – заведующая литературной частью Качаловского театра – прим. ред.): «Имей в виду, вот Ирада Хафизяновна вернется, будет министром». Ей это нравится, она этого хочет, она хорошо знает всю структуру этого министерства. Хотя эта должность непростая, представьте себе, Министерство культуры занимается библиотеками, музеями, театрами, филармониями, концертными организациями, сельскими клубами. То есть такое количество надо знать, не может один человек столько знать. Это как Президент не может все знать, очень важно, кто будет ему помогать. Поэтому очень важно, чтобы рядом с ней были профессионалы. Ирада ведь не дирижер-хоровик, она математик, это тоже хорошо, она умеет считать. Мы недавно были у нее, поздравили. Она говорит: «А как будут деньги вам китайцы перечислять?» (речь о грядущих гастролях в Пекинском народном Художественном театре в июне 2018 года – прим. ред.). Они перечисляют нам деньги за спектакль, это фестиваль, можно было бы и без этого. Но у них партия не разрешает бесплатно, поэтому они говорят: «Мы вам эти деньги заплатим, а вы нам потом их обратно переведете». Ирада сразу спросила: «Конец года, год кончится, и деньги у вас снимут, как вы будете?». То есть она сразу думает. Хорошо, когда умеют считать.

Потом, она любит театр. Я же тоже со своей точки зрения сужу. Она все время бывает в театре, смотрит от начала до конца, она не развлекается с телефоном, как обычно у нас принято. У нас это хороший тон: начальник пришел, спектакль идет, а он в телефоне. Я понимаю, что он на связи находится с «центром управления полетами», но артист ведь видит, что пришел гость и шарится в телефоне – это плохо. Поэтому я-то был сторонник, когда возник вопрос, я сказал, что полностью поддерживаю эту кандидатуру. Она же сколько лет проработала в министерстве, была замом, первым заместителем была, она все знает. А это сложная вещь – входить в коллектив. Я желаю ей только успехов, она молодая, красивая, пусть работает.

– При Сибагатуллине Качаловский театр очень комфортно себя чувствовал

– А при ком мы некомфортно себя чувствовали? Мы комфортно себя чувствовали, во-первых, потому, что мы не врем нашему зрителю, мы не подсовываем никакого фуфла. Вы посмотрите на наш репертуар – как можно с такими людьми чувствовать себя некомфортно? Я не буду перечислять авторов – Булгаков, Зощенко, Чехов – прекрасные авторы. Мы прекрасно себя чувствовали при Марселе Мазгаровиче (Марсель Таишев в 1985 – 1999 годах занимал пост министра культуры РТ – прим. ред.). С ним все было разумно всегда, он всегда нас поддерживал. Тарханов был министр, который поддерживал (должность министра культуры РТ Ильдус  Тарханов занимал с 1999-го по 2005 год – прим. ред.). Зиля Рахимьяновна Валеева (на посту министра с 2005-го по 2011 год – прим. ред.) была, с ней тоже понятно, как договариваться. А Айрат Миннемулович (Айрат Сибагатуллин был на посту министра культуры РТ с 2011-го по 2018 год – прим. ред.) вообще человек был очень внимательный. В нем не было ненужных амбиций, которые бывают у отдельных начальников, когда ходил-ходил человек, а потом сел в кресло и стал начальником. С Ирадой Хафизяновной тоже, хочу верить, все будет нормально. Конечно, имеет значение, кто руководит.

– Как вы считаете, сможет ли она решить проблемы министерства?

– Мне, честно, от министерства нужно, чтобы мне не мешали. Я вообще по количеству времени в министерстве бываю крайне мало, у меня нет необходимости. Ходить скулить я не люблю, просить подаяние я не люблю. С властью я могу и на сессии встретиться. У нас и Президент – человек разумный. Он ни разу ни одной просьбы, ни одной бумаги, которую мы написали, не было такого, чтобы Рустам Нургалиевич не поддержал нас, не помог решить вопрос или Министерство финансов нам отказало в чем-то. Бывает трудно всем: сложности, начало года, деньги не идут, но это вопросы решаемые. Сейчас, я думаю, мы все же решим и с городом вопрос по рекламе, тоже много вопросов возникает.

– Действительно, ходят разговоры о претензиях исполкома Казани к наружной рекламе, к афишам, размещенным на фасадах театра Качалова и других городских театров, об их несоответствии установленным нормам. Расскажите, пожалуйста, найден ли был компромисс?

– Я был одним из немногих, кто добивался в свое время, чтобы в городе появилась рекламная служба – тумбы. Мне очень нравится, когда приезжаешь в город, где стоят рекламные тумбы, на которых наклеены нормальные простые афиши. Я привозил из Венгрии и Франции фотографии этих тумб, везде они стоят. Мы тогда сделали, разработали с коллегами эти тумбы, но в это время срочно-срочно организовали вот эту «Казанскую афишу», нарубили из фанеры полтора на полтора, кто-то ухватил. Но те цены, которые они выставляют сейчас, неподъемны для театра.

Вот сейчас их купили новые девочки (представители компании – прим. ред.) и пришли ко мне разговаривать, но я не могу заплатить тех денег, которые они хотят, понимаете? Не потому, что я жадный. Это просто не под силу театру. Дело не в том, что мне не нравятся эти две милые дамы. Те деньги, которые они называют, театр не может себе позволить, не может приклеить туда свою афишу. Ну, вот мы в Ростов-на-Дону приехали – мы весь город закрыли своими афишами, прошло уже два месяца, а мне все звонят и говорят, что все еще ваш театр спрашивают, потому что висят на тумбах наши афиши. В Ростове мы выбрали точки, оплатили деньги, но те деньги, которые называют здесь, нам не под силу. И что дальше происходит? Приходят ко мне и начинают говорить: «Вот, у вас тумба около театра стоит». Начинают требовать, чтобы убрали. Мы договариваемся. Начинают писать (жалобы) под никами, я говорю: «Кто написал?» Я же понимаю, откуда это идет. Потом, когда я договорился уже [с городом], показал бумаги, мне звонят [торговые представители]: «Как там ваши дела?». Да никак! Найдите цены, которые были бы нам под силу, и мы вместе – и я, и камаловцы, и Оперный театр, – будем клеить свои афиши. Было бы красиво, это украшает город, когда видят на тумбе Качаловский, Камаловский, Оперный театр, филармонию. Но нет же этого ничего.

Экран (медиафасад на входе в театр – прим. ред.) у меня висит по разрешению. Я ничего на нем не рекламирую. Пишут: всем кажется, что я рекламирую чулки и трусы, но нет этого у меня, я никаких заказов не принимаю – только наши спектакли, даже без чисел идут. Я договариваюсь, у меня это согласовано с Министерством культуры РТ, с городом. Я договариваюсь сейчас с Управлением архитектуры и градостроительства Казани, с Ириной Дябилкиной (начальник управления) и Жанной Белицкой (главный художник Казани, замначальника управления). С городом у нас все нормально. Проблема в том, что в противоречие входят российский закон и закон татарстанский, две фразы поменяли, и все стало непросто.

Но я-то глубоко убежден, что  нельзя одинаково относиться к государственному  театру и частному магазину, это же разные вещи. Почему наша реклама чем-то мешает, а вот стоит возле нас на Баумана «Трансформер» или «Гулливер». И с ними справиться не могут, а государственную организацию можно прессовать, штрафовать. Пока этого не делают, пока держимся и находим общий язык. Я думаю, что, во-первых, Ильсур Раисович (Ильсур Метшин – мэр Казани – прим. ред.) разумный человек, понимает. В законодательстве ведь все очень непросто. Но я думаю, что мы все решим.

Конечно, я понимаю, но в Венгрии и Австрии на всех театрах висят баннеры: старинный «Бургтеатр» (один из старейших театров в Вене, существующий с 1741 года – прим. ред.), потрясающий, но на нем висят эти баннеры. В Оперном  (ТАГТОиБ имени М. Джалиля – прим. ред.)  сняли баннеры, они повесили, но их снова сняли. Это очень плохо. Я думаю, надо садиться за стол переговоров. Сейчас отложили все до осени, министр подключилась. Конечно, если бы вот эта рекламная «Казанская афиша» была бы при городском отделе культуры. Я на эту тему с Азатом Абзаловым (начальник Управления культуры исполкома Казани – прим. ред.) разговаривал, почему бы этого не сделать? Нет, кому-то отдали, но, конечно, тут будет жажда наживы. Речь идет о достаточно больших суммах – десятках тысяч рублей. Как и реклама на телевидении, ходили мои замы, руки мне выкручивали, вот, вывернули – за шесть-семь дней я должен заплатить 60 тысяч рублей, но это много для театра, поэтому мы и на телевидение не можем дать. Очень редко даем, считать деньги приходится, к сожалению. У нас же все постатейно, я не могу абы за что платить.

– Спасибо за откровенный ответ. Уходя от будничных тем, я знаю, что на летнее время у вас запланированы гастроли в Германию и Китай. Куда и какие постановки вы везете под занавес сезона?

– В этом году мы уже были в Ганновере с моноспектаклем Светланы Романовой по Цветаевой. В июне, 17-го, поедем туда, будем играть два спектакля 19 и 20 июня – «Безумный день или женитьба Фигаро». Диляра (заведующая литературной частью Качаловского театра – прим. ред.) у меня все время смотрит на сайт, говорит: «Смотрите, как билеты хорошо продаются». А когда мы решали вопрос, немцы говорили: «Трудно, трудно». Сейчас так радостно, хорошо, довольные они очень – билеты покупают.

Мы назвали гастроли «Европа – Азия», потому что в начале июля мы будем работать в Пекине, в Пекинском народном Художественном театре. Ну, для меня разве это неважно? Для амбиций моего коллектива важно, что там работали Александринка, Вахтанговский театр – самые крупные театры страны, а теперь и Качаловский театр из Казани. Полный трал 20-тонный с декорациями мы отправили туда, он уже идет не одну неделю: сначала до Москвы, от Москвы до Дальнего Востока, а там уже контейнер идет морем. В Пекин повезем Пушкина «Пиковую даму», это тоже для нас событие. Они очень любят русскую классику, любят Чехова, любят Пушкина. Выбирали между Пушкиным и Булгаковым. Они посмотрели «Роковые яйца» Булгакова и спрашивают: «Он критик социалистического общества?».Я отвечаю: «Ну, не без этого». А у них роль партии (Коммунистической партии Китая – прим. ред.) руководящая, на просмотр приезжали не только руководители театра, но и замсекретаря партийной организации. Они выбрали Пушкина.

Важно, что мы едем не деньги зарабатывать, а едем поделиться тем, что мы умеем, показать это. Минтимер Шарипович (первый Президент Татарстана, Госсоветник РТ Минтимер Шаймиев – прим. ред.) в свое время хорошо сказал, что очень важно нести бренд Татарстана все дальше и дальше. Мы когда в первый раз приехали в Марсель, во Францию, бывший министр Марсель Мазгарович минут сорок рассказывал, чем Татарстан отличается от Казахстана. А теперь, когда мы приезжаем, мы уже раз десять ездили, кричат: «Браво, Казань».

– Этим летом Казань примет у себя мировой праздник футбола. Для гостей ЧМ все крупные учреждения культуры попросили продлить сезон до начала июля. И не все встретили эту новость с энтузиазмом. Как думаете, будет ли у футбольных болельщиков интерес к театру, наполнятся ли залы?

– Нам сказали – вы должны поработать, мы работаем. Мы каждый раз работаем, правда, из них (футбольных болельщиков) мало кто приходит. Но нам какая разница? К нам приходили другие люди, мы их галочками не отмечали как в сказке об «Огниве» – фанат или не фанат пришел, люди приходили. Я тоже считаю, что футбольные фанаты не очень идут в театр, но бывало – отдельные люди попадались из-за рубежа. В целом я думаю, что правильно власть решила – мы должны всю свою палитру духовного материала показать. Я не думаю, что залы будут завалены битком, но мы постараемся. Я своих замов наставляю – продавать. Когда мне говорят о том, что другие хуже нас работают, меня это не интересует, мы должны ровняться сами на себя. Мы работаем так, и вот наши критерии. Если я честно со своими артистами пашу, то и вы должны научиться так продавать спектакль. Все важно в театре, и требования есть для всех.

Возник у нас случай, долго я беседовал недавно с нашим контролером. В ложе сидела семья, дети разговаривали во время премьеры «Тома Сойера», контролер подходит и говорит: «Вот вы разговариваете, а меня главный режиссер ругает». Это надо было догадаться такую вещь сказать. Мол, так-то разговаривали бы, если бы не подлый главный режиссер. Очень важно, чтобы  культура и вкус были у всех, кто работает в театре. Даже у контролера должно быть понимание, как сказать, каким языком. Раз мне эту фразу передали, значит, людей задело такое объяснение, такая мотивация.

– Хотелось бы обсудить планы театра на грядущий 228-й сезон. Наверняка вы уже начали разработку литературного материала? Когда-то Илья Славутский говорил о работе над  романом Сервантеса «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», а еще в начале сезона вы говорили о том, что в следующем году планируете привлечь петербургских режиссеров, Игоря Коняева, который ставил здесь Шекспира в 2016 году.

– Над «Дон Кихотом» он работал еще до «Пяти вечеров», потом у него приостановилась работа, и он выпустил «Пять вечеров». Ему показалось, что этот спектакль можно сделать быстрее и интереснее. Мы эту идею никуда не откинули, она существует, она жива. Роли еще не определены, я только знаю, кто пробовался – Илья Петров пробовался на Дон Кихота.

Игорь Коняев осенью должен выпустить спектакль «Лес» по пьесе Островского, тот же режиссер, который ставил «Укрощение строптивой». Уже приступили к работе над оформлением, в августе начнутся репетиции.

Я сейчас буду делать, начинаю «Дракона» Шварца. Паша Лазарев будет пробовать репетировать Ланцелота, чем кончится, я не могу сказать. Это будет не мюзикл, но, знаете, как когда-то Брехт сказал, когда они делали «Трехгрошовую оперу» с Куртом Вайлем, жанра мюзикла тогда еще не было, они написали: «Пьеса с музыкой». Должен получиться красивый, музыкальный спектакль с хорошими хорами, куплетами. Для меня в этой пьесе вопрос не в том, кто дракон. Говорят – либо Чан Кайши, либо Сталин, либо кто-то еще из власти. Для меня  в «Драконе» самое важное – это тот дракон, который сидит в каждом из нас. Хорошо, город красивый, счастливый – отдают всего одну женщину в год и живут себе счастливо. О чем разговор? Вот это самое для меня страшное. Шварц вообще великий драматург, это наша советская классика, поэтому и сюжет у него великолепный.

– На сегодняшний день в репертуаре Качаловского театра нет пьес молодых современных драматургов, львиную долю составляют классики – Островский, Гоголь, Булгаков. Не возникало ли у вас желания поставить, например Ярославу Пулинович или Василия Сигарева? Вы не находите современную драматургию заслуживающей внимания?

– Ну, почему же все постановки по классикам. «Последний коммунист» у нас идет на Малой сцене, написал Валерий Залотуха, современный автор, по сценарию которого был снят фильм «Мусульманин». У нас идет «Семейный портрет с посторонним» ныне живущего автора (Степана Лобозерова – прим. ред).

Пулинович – нет, не хочу, мне не нравится. Пулинович в нашем репзале читала свои пьесы когда-то,  мы также проводили «Ремарку» (международный конкурс новой драматургии, финальные читки которого в апреле 2017 года проходили в Качаловском театре – прим. ред.). Вы понимаете, современные драматурги как Буратино из сказки – нос сунул в очаг, а там ничего нет. Современные драматурги какие-то узенькие, им не хватает объема, с моей точки зрения, художественности. Ну, и обязательно, чтобы был мат или гомосексуалисты. Это может быть, но для меня это необязательно. Читали мне тут вслух одну пьесу, я слушал – мат и мат. Я сам ругаюсь, маленько матерщинник, но я слушал, слушал эту пьесу, и мне плохо стало – столько мата... Я не ханжа. Это может быть, но только во имя чего-то.

Мне нравилась «Зулейха открывает глаза», мы хотели делать, но так получилось, что тут уже подсуетились, и потом – много было всяких дебатов по этому вопросу. У [Гузель] Яхиной первая часть была очень интересная, вторая половина – менее интересная. Пьеса – это ведь как любовь: увидел девушку, присматриваешься, что тебе в ней нравится, что не нравится, чего тебе в ней хочется, чего нет. Это ведь не просто пьеса, мы же долго работаем, подбираем, чтобы ставить спектакль.

Мы не против современной драматургии, если придет молодой [драматург] и принесет пьесу сюда – прекрасно, мы возьмем и будем ее ставить, если она нам понравится, если подойдет. Мы даже думали по поводу пьесы «Человек из Подольска» (пьеса российского драматурга Дмитрия Данилова, которую артисты Качаловского разрабатывали во время «Ремарки» в 2017 году – прим. ред.). Мы же читали ее у нас, сейчас ее где-то поставили.  Но понимаете – вот «Человек из Подольска», а рядом возникли «Пять вечеров». Если выбирать, то… Вот и выбрали «Пять вечеров».

– Вы уже 23 года руководите Качаловским театром. Вы провели реконструкцию здания театра, набрали новое поколение артистов, выпустили два курса РАТИ (ГИТИС), возродили постановки, которые мечтали возродить. Что дальше? Остались ли крупные нереализованные проекты?

– Качаловский фестиваль надо провести. Когда я пришел, здесь была завлитчастью Евгения Кузнецова, сейчас она руководит литературной частью «Современника». Так вот – мы с ней еще писали положение о фестивале (Александр Славутский в 1994 году стал главным режиссером Качаловского, Евгения Кузнецова работала в театре с 1985-го по 1995 год – прим. ред.). Нам в этом году Президент выделил немножко денег, и мы планируем попытаться поздней осенью, в начале зимы все-таки провести, пробный шар бросить. Дорого очень. Цель, которую я поставил – привезти лучшие театры России, показать тенденцию развития, движение российского репертуарного театра.

Если хотите, я могу сказать, с кем мы вели переговоры, я не знаю, что получится, но не люблю скрывать. Я разговаривал с БДТ, с Александринкой, с Вахтанговским театром, мы разговаривали с Бутусовым Юрой, с МХТ. С Мишей Бычковым мы разговаривали. Я хотел бы, чтобы тут понимали, что такое «хорошо» в моем представлении, в нашем представлении. В свое время ведь Льва Абрамовича Додина мы привезли сюда, мы настояли, чтобы привезли сюда «Московский хор». Зиля Рахимьяновна добавила денег, она была дамой очень амбициозной. И Ирада Хафизяновна, я думаю, поможет в этом деле. Все это деньги. Во время сезона им выехать дорого, они же считают как: они считают свой аншлаг, то есть они должны не играть спектакль какой-то в это время, это дорогое удовольствие.

Это вот, если из соседнего города – но из соседнего города смысл какой, если я могу лучше? Я должен привезти не хуже, чем я, а интереснее, чем мы, авангарднее, современнее, чем мы. Сейчас мы работаем с гастрольным отделом (программа «Большие гастроли» Федерального центра поддержки гастрольной деятельности, учрежденного Министерством культуры РФ – прим. ред.), может быть, они помогут частично. Мы вернемся из Пекина и займемся этими вопросами вплотную.

– Спасибо за нашу беседу, Александр Яковлевич.

Новое – это хорошо забытое старое. Наверное, все-таки не так. Старое, но новое, как раньше говорили, представление прошло в Качаловском. На этот раз главными гостями и критиками стали дети. Ведь именно дл них заиграл новыми красками любимый еще их родителями детский спектакль-мюзикл на тему приключений американских мальчишек Тома Сойера и Гекельберри Финна.

Александр Славутский обновил не только актерский состав в этом спектакле, но и вдохнул в него новую жизнь. Словно воздушные пузыри, переливающиеся всеми цветами радуги, этот эликсир вечной молодости произведения Марка Твена начал свое шествие по миру казанской детворы. Именно эликсиром, и никак иначе можно назвать историю о двух проказниках из Сент-Петерсберга, уже два столетия подряд живущих во многих поколениях. Если бы не эти забавные мальчишки, чьи характеры так реалистично описал Марк Твен, то, наверное, их необходимо было просто придумать.

Итак, новый спектакль о Томе Сойере. Первую постановку увидеть не довелось, поэтому и с чистого листа воспринимается эта удивительная история, как взрослые актеры играют детей. Когда на сцене появился Том – Павел Лазарев, то сначала было совсем непонятно, что делает этот угловатый и долговязый парень в роли ребенка. Но уже пару минут спустя ты просто забываешь о его возрасте. Ведь перед тобой настоящий мальчишка, который кувыркается, гримасничает, бегает наперегонки и по ночам крадется на кладбище, чтобы вывести бородавки.

Уверенно-обстоятельный Гекельберри Финн в исполнении Виктора Шестакова словно действительно тот самый бродяга-мальчик из времен Марка Твена. Настолько органично вписался Шестаков в лохмотья своего персонажа.

Антипод друзей – братишка Тома, ябеда и подлиза Сид Сойер в исполнении удивительного Алексея Захарова, лишним здесь никак не кажется – удачное трио актеров кажется неотделимой деталью сложной конструкции мюзикла.

Отдельно хотелось бы отметить Славяну Кощееву, сыгравшую Беки Тетчер. Эта роль написана для нее. И точка! Где еще она может проявить в огромном количестве свое жеманство, кокетство и лукавство, которыми каждая женщина наделена от рождения, а у Кощеевой всего этого в избытке.

Премьерные показы прошли в детское время – в 11.00, и в 18.00, во время взрослых зрителей. И вечером зал был полон, как всегда во время премьер. Только среди взрослых там и тут мелькали детские головки, а их глаза были устремлены на сцену, где ворота-трансформеры сначала превращали сцену в небольшой городок на берегу Миссисипи, или в городское кладбище, или в полянку для пикника и лабиринты пещер в скалах на берегу реки. Часть действия происходит на мостике, проходящем через всю сцену от кулис до кулис.

Та самая знаменитая история, когда Том умудрился продать право покрасить забор местным детишкам, став обладателем всевозможные нужных для любого мальчишки вещей – ржавый гвоздь, целое яблоко или пробку от стеклянного графина, между прочим, и в реальной жизни демонстрирует удивительный эффект притяжения. Приходилось наблюдать, как взрослые отталкивали друг друга от малярной кисти, желая покрасить такой же забор, что тетя Поли велела покрасить Тому.

В спектакле потрясающе показана сцена на кладбище. Особенно само появление холмиков могил и крестов в изголовье: несколько актеров в пепельно-серых балахонах выползают на сцену, и с жутковатыми вздохами декорируют мальчишичьи россказни о приведениях и жути, творящейся на погостах.

Хотелось бы отметить и воздушно-радужный эффект детства, созданный не только музыкой в стиле кантри, солнечным светом и работой всей труппы, но и целым дождем из мыльных пузырей, падающим на сцену и на героев.

Реакция зрителей? Ошеломлены, и слова подбирали с трудом. Забавно было наблюдать, как мама 11-летней девочки смотрела представление с открытым ртом, восхищенными глазами и по настоящему детской радостью.

- Это самый первый мой спектакль, увиденный за всю жизнь, в театре, - призналась она. – Я раньше и не знала, как это прекрасно – ходить в театр. Судьба подарила мне эту возможность, и я очень рада, что знакомство началось именно с «Тома Сойера».

Реакция дочери оказалась скромнее, а мама была больше похожа на ровесников девочки в зрительном зале. Казалось, еще чуть-чуть, и она сама начнет выделывать коленца в танце под музыку американских глубинок.

Накануне вечером, 26 мая, на Большой сцене Казанского Русского большого драматического театра имени В. Качалова состоялась последняя премьера сезона – художественный руководитель Александр Славутский представил вторую редакцию детского мюзикла «Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна» по мотивам одноименной повести Марка Твена. Увлекательную историю с обилием музыки и танцев, интересными визуальными решениями и минимумом декораций юным театралам рассказали со цены молодые артисты Качаловского, не реже, чем раз в 10 минут вызывая волны смеха у маленьких зрителей.

Первая версия музыкального спектакля была поставлена в 1998 году. Она стала дипломной работой первого актерского курса РАТИ (ГИТИСа) при театре им. Качалова, который выпустил Александр Славутский. Ключевые роли в ней играл нынешний «золотой состав», занятый сейчас в большинстве постановок театра: Тома Сойера исполнил Илья Славутский, его брата Сида – Марат Голубев, Бекки Тэтчер – Эльза Фардеева и Ирина Вандышева, Тетю Полли – Елена Галицкая. Мюзикл вышел из репертуара в 2008 году.

По словам режиссера, объясненй этому далеко искать не нужно – выросли актеры, и было бы крайне неправдоподобно выпускать на сцену 30-летних Тома и Бекки. О возрождении мюзикла в Качаловском говорили уже давно, тем более, что в театре появился и успел освоиться крепкий молодежный состав. Спустя десятилетие премьеру можно считать возвращением полюбившегося многим спектакля на родную сцену.

Актеры, как и постановщики, часто повторяют, что для детей ставить на порядок сложнее, нежели для взрослой публики, ведь их не обманешь: они или верят или нет, ребенок не усидит на месте и часа, если ему не интересно наблюдать за тем, что происходит на сцене, если персонажам спектакля не удается увлечь его в свой мир. Поэтому оценить успех или неуспех постановок для юного зрителя всегда значительно проще. В этот вечер в зале постоянно слышался детский смех и сопереживательные возгласы: малыши хохотали над отчаянными словесными перепалками Тома и Сида, причитаниями тетушки Полли, вздрагивали от выстрелов шерифа и внимательно наблюдали за детективным сюжетом, закрученным Индейцем Джо.

Мюзикл начинается с массовой пляски жителей воображаемого маленького города в штате Миссури. Зажигательные мотивы в стиле кантри и добрые слова о вечном – дружбе, юности и приключениях – сопровождают героев Марка Твена на протяжении всего спектакля. На этот раз очень сдержанно Александр Славутский подошел к выбору декораций. По сути, практически все действие спектакля разворачивается на фоне больших деревянных конструкций, изображающих фасад дома тети Полли, затем – злополучный забор, красить который вместо себя Том снарядил всех мальчишек и девчонок в округе, уже позже – зал суда, где проходят процессы по делу убийства доктора Робинсона.

Для постановки режиссер определил три ключевые истории, три приключения, пережив которые мечтатель и фантазер Том постигает три важные морали: мальчик влюбляется и понимает силу дружбы, учится отвечать за свои слова и поступки, отделять правду от лжи и ценить правосудие.

После знакомства с недавно приехавшей в город Бекки, пары столкновений с занудным сводным братом Сидом, пререканий с тетушкой и нескольких занятных диалогов с беспризорником и лучшим другом Гекльберри Финном Том попадает в настоящий переплет. Ночью на городском кладбище, где мальчишки собираются проверить очередной и, несомненно, действенный метод сведения бородавок, они становятся случайными свидетелями убийства доктора. Весь город винит в смерти уважаемого господина местного пьяницу, безобидного старика Меффа Поттера, и только Том и Гек знают правду: доктора Робинсона зарезал Индеец Джо, давно заточивший зуб на него из-за старых дел отцов.

Испугавшись сказать правду с самого начала, ребята все же перебарывают страх и выдают настоящего убийцу шерифу, за что Индеец Джо начинает на них настоящую охоту. В следующий раз герои встречаются в старых пещерах недалеко от города. По нелепому стечению обстоятельств, Индеец Джо, объявленный в розыск, спускается в ущелье, чтобы припрятать награбленное золото как раз в тот момент, когда дети со всего города под командованием Тома и Гека приходят туда за порцией новых впечатлений. Героям потребуется все мужество, бесстрашие, чувство справедливости и товарищества, чтобы выбраться из этой переделки и даже получить в награду сундук с сокровищами Джо.

В новой версии мюзикла Эльзу Фардееву в роли Бекки Тэтчер заменила яркая и колоритная артистка Качаловского – Славяна Кощеева. Из нее режиссер сделал настоящую «куколку», с ног до головы облачив во все розовое. Банты, рюши, оборки, кружевной зонт и очаровательный локон, выбивающийся из-под шляпки, вредину Бекки тоже многому научила дружба с Томом и его командой городских мальчишек. Героиня Славяны испытывает на прочность всех вокруг, и Том становится первым человеком, который не ведется на капризы юной леди.

В целом в спектакле используются костюмы, характерные для времени Марка Твена: заданы очень спокойные и пастельные – песочная, коричневая, серая цветовые гаммы. Заметна лишь легкая стилизация: укороченные до колен юбки юных героинь, которые благодаря отсутствию длины в пол не мешают им в танцах, и совсем прозрачный шлейф стимпанка, проявляющийся лишь в костюмах Гекльберри Финна, шерифа и Индейца Джо.

Очень необычным у молодого актера Павла Лазарева вышел Том Сойер. Кроме привычных черт, приписываемых герою в любой интерпретации (живое воображение, изрядная доля лени, хитрость, остроумие и вместе с тем доброта, отзывчивость), артист наделил своего персонажа некоторой задумчивостью, глубиной, склонностью к рефлексии. Судя по всему, комфортно чувствовал себя в роли вредного подлизы Сида Сойера актер Алексей Захаров, которому в образе Сида удавалось очень естественно и со всей отдачей жаловаться на сводного брата, повизгивать в схватках с Томом и пытаться завладеть всеобщим вниманием, поддаваясь на уговоры ребят отправиться в пещеры.

Сложно не отметить, насколько хорошо двигался на сцене Гек Финн в исполнении Виктора Шестакова, он был в первой линейке всех массовых танцевальных сцен и был, надо сказать, в ударе. Во многом драйв и зажигательность новой постановки Славутского – именно его заслуга. К слову, персонаж Шестакова, как и героиня Славяны Кощеевой, сильно выделялся из общего вида. «Тотал блэк» Финна состоял из войлочной шляпы-цилиндра с винтажными металлическими очками-гогглами, плаща в пол, угольной рубашки и брюк, сумки на длинном ремешке, из которой то и дело выглядывал хвост дохлой кошки.

Более чем убедительным вышел Индеец Джо у «великана» Георгия Логинова. Коричневый замшевый костюм-тройка на нем был дополнен атласным плащом с щедрой отделкой из бахромы, а сверху водружен традиционный головной убор коренного населения Америки – обод с торчащим вверх пером, что визуально делало двухметрового Джо еще выше. Резкий, расчетливый, решительный и наполненный гневом персонаж, едва показавшись на сцене, сразу же стал абсолютным лидером условной гонки за детское внимание. Поставленным голосом, темпераментными жестами он заставлял маленьких зрителей трепетать от страха и следить за каждым своим движением.

Реалистичные сцены из будничной жизни героев в постановке Александра Славутского перебиваются с фантастическими снами Тома Сойера и его похождениями с другом Финном. Эпизоды слежки за доктором Робинсоном на кладбище, блужданий по пещерам, сновидений главного героя дают возможность режиссеру вдоволь пофантазировать, наполнив постановку саунд-оформлением, красивыми и загадочными сценами. Так, зрители становятся свидетелями неожиданных танцев мертвецов на городском кладбище и гигантских рыб где-то в параллельной реальности. Спектакль, сюжет которого ближе к концу второго действия разгоняется и приобретает максимальный накал, бесспорно, в этот вечер покорил юных зрителей.

Теплые советские истории о любви – это такие универсальные сюжеты, которые мало кого оставляют равнодушными. Задевать за живое в Казанском академическом русском Большом драматическом театре им. В.Качалова на этот раз решили с помощью спектакля по знаменитой пьесе Александра Володина «Пять вечеров». 17 мая в малом зале театра с успехом прошла премьера.

Напомним, действие пьесы разворачивается накануне Нового года, однако зрители этого как будто не замечают, ведь основной акцент режиссер Илья Славутский сделал на любовной линии сюжета. Тамара и Александр, многие годы не видевшие друг друга, пытаются вновь обрести потерянное счастье, заставляя поверить: все, чего долго ждешь и во что свято веришь, однажды обязательно случится. В новой постановке Ильи Славутского главные роли исполняют заслуженная артистка Татарстана Елена Ряшина и Илья Петров, а в ролях Славика и Кати – Иван Овчинников и Мария Шеховцова. Все артисты молоды и полны творческих сил, поэтому никаких сомнений в финале не остается – любовь обязательно восторжествует.  

Собственно, в этом нас убеждает и известная песня «Грустить не надо» в обработке и исполнении инструментальной группы театра. Именно с нее начинается спектакль, ее напевают герои, она тихо шелестит под патефонной иглой и служит фоном для танцев.

Разумеется, в пьесе пятидесятых годов не обошлось без аутентичных вещей из советского прошлого: заводного будильника, бюста Ленина на полке, гладильной доски на деревянных ножках. Кстати, эпизод, где герой Ильи Петрова разбрызгивает воду изо рта, чтобы погладить рубашку, можно вообще считать тестом на возраст: совсем молодые зрители (ограничение – 12+) в этот момент начинают вопросительно переглядываться.

Илья Славутский рассказал, что многие предметы быта артисты принесли из семейных закромов, а вот костюмы шили новые, но в духе той эпохи. «В те годы появилось столько замечательных цветов и тканей, такие модные все были, такие красивые! Это миф недавних времен – о том, что тогда было все страшно, серо и буднично. Это было время весны, если так можно выразиться», – отметил режиссер.

Несмотря на то, что действие спектакля происходит примерно шестьдесят лет назад, эта пьеса не теряет актуальности и сегодня. «Да, там есть исторические обстоятельства, элемент ретро, но проблематика настолько вне времени – все, чем дышат, живут и мучаются герои, абсолютно не отличается от проблем нашего дня. Может, единственное – эти люди чуть чище, добрее и наивнее нас», – считает Илья Славутский.

Действительно, герои Володина не канули в Лету, они по-прежнему интересны зрителю. Искреннее восхищение, например, вызывает Тамара, которая в голодные послевоенные времена одна воспитала своего племянника, дослужилась до мастера и при этом не очерствела, не потеряла оптимизма.

«Я нахожу в ней много схожего с собой. Тамара – волевой, целеустремленный человек, у нее все по полочкам разложено. Мне такой образ понятен, и много чего я черпаю из себя», – поделилась Елена Ряшина.

Несомненно, легендарность пьесы накладывает особую ответственность на каждого, кто так или иначе берется воплотить ее на сцене. У казанского режиссера получилось не повториться и представить вниманию зрителя пять совершенно других, но милых сердцу вечеров. Поэтому новый спектакль Ильи Славутского однозначно стоит смотреть всем, кто любит известный фильм Никиты Михалкова, – чтобы поностальгировать по любимому «ламповому» сюжету, и он обязателен к просмотру для тех, кто этот фильм не любит, – потому что он другой, невероятно чувственный…